코리아나-

Приехав в Корею 12 лет назад, для того чтобы заниматься сделками по слиянию и поглощению, Марк Тетто и представить себе не мог, что один старый дом изменит его жизнь.

После переезда в ханок Марк Тетто серьёзно заинтересовался корейским искусством и культурой. Интервьюируя корейских художников, он продолжает постигать корейские представления о красоте.

Марк Тетто был тем, кого большинство корейцев сочтёт успешным ньюйоркцем: степень бакалавра в Принстоне, MBA в Уортонской школе бизнеса, работа в «Морган Стенли». Так почему же он променял эту жизнь и квартиру на Манхеттене на карьеру в Корее и ханок в дальнем конце узкого переулка в Сеуле?

Марк приехал в Корею в 2010 году новобранцем новой глобальной команды по слиянию и поглощению в «Самсунг электроникс». Он вспоминает:

— Я думал об этом как о приключении. Из прошлых визитов я знал, что мне нравится здешняя культура и еда. Это было достаточным утешением.

Марк привык к работе и жизни в Каннаме, наслаждался там едой, ночной жизнью и динамичной культурой Сеула. Он предполагал, что через несколько лет вернётся домой, но его неожиданно захватила традиционная корейская культура.

Сейчас Марк — «неофициальный иностранный эксперт по корейским вещам», который к тому же блестяще владеет корейским. В 2018 году он стал Почётным хранителем ворот дворца Кёнбок-кун, а ещё через год — почётным гражданином Сеула. Марк говорит, что всё началось с его ханока в Пукчхоне, Северной деревне старого Сеула, и называет его «проходом к более глубокому знанию корейского искусства и культуры».

Три цели, новый путь
Вскоре после приезда Марк решил, что независимо от того, как долго он будет оставаться в Корее, он должен реализовать три цели: приобрести профессиональную компетентность и хорошо работать, выучить язык и завести много интересных корейских друзей из разных сфер деятельности.

— Я подумал, что если у меня получатся эти три вещи, тогда будут какие-нибудь интересные возможности, — говорит он. — И спустя пять лет такие вещи действительно начали происходить. Если коротко — я поменял компанию, поменял жильё и неожиданно для себя оказался на ТВ.

Марк перешёл TCK Investments, содиректором которой сейчас является. Потом переехал в новый, а вернее, в старый дом. Он встретил в Корее немало интересных людей, и одним таким человеком была Пан (Пак) Нани, автор книги о ханоке. Именно она предложила ему посмотреть ханоки в Пукчхоне.

— Под влиянием момента я пошёл за ней. Я не собирался переезжать, но, когда она показала мне этот дом, я решил, что буду там жить.

Перестроенный дом получил название Пхёнхэнчжэ, или Дом, где жизнь течёт параллельно.

Тогда же Марка пригласили принять участие в «Ненормальном саммите», шоу JTBC, на котором бегло говорящие по-корейски иностранцы обменивались мнениями, давая представление о разных культурах и национальном образе мышления. И когда дискуссия переходила к традициям, Марк рассказывал о своём доме. Так в головах зрителей за ним закрепился образ иностранца, сведущего в корейской культуре.

Надо сказать, что Марк начал изучать старинную корейскую мебель и корейское искусство отнюдь не из любопытства: он осознал, что его старая мебель не подходит для его ханока.

— Я подумал, что, если я собираюсь здесь жить, я сделаю это должным образом. И понял, что должен узнать историю династии Чосон и то, какой мебелью люди тогда обставляли дома.

От знатока к коллекционеру
То, что началось как поиск стола для гостиной, превратило Марка в знатока искусства, коллекционера, писателя и лектора.

— Сначала я изучал чосонский белый фарфор пэкча, а потом пошёл дальше, в прошлое, к корёскому селадону и даже ещё дальше — к силлаской глиняной утвари тоги. Когда идёшь назад, идёшь и вперёд, чего я не ожидал. Как-то я изучал в интернете «лунные кувшины» — тальханари, и неожиданно всплыли имена современных корейских художников, таких как Ку Бончхан и Кан Икчун. Я обнаружил, что узоры тальханари могут появляться в современном корейском искусстве.

В итоге на кухонном столе появился кувшин эпохи Корё, а кофе подаётся в лакированных медных чашках от Хо Мёнука. В гостиной — ширма с фотографиями бело-голубого фарфора Ку Бончхана. Образец силлаской керамики украшает деревянный комод эпохи Чосон, над котором висит современная монохромная картина. Из стенного шкафа Марк достаёт старинную деревянную коробку для обеда и черепицу эпохи объединённого Силла.

Он открывает двери сделанного по его эскизу платяного шкафа: полки и вешалки композицией напоминают чхэккадо (изображение стеллажей с книгами) эпохи Чосон, поэтому его одежда смотрится собранием антикварных вещиц. На стене в гостевой комнате — фотография Ким Хивон, напечатанная на традиционной бумаге ханчжи; за ней решётчатые двери, которые открываются в сад, как будто продолжая комнату и вбирая внутрь внешнее пространство.

Коллекция Марка — это смесь старого и нового, и у каждой вещи своя история. Все современные предметы были сделаны людьми, с которыми он встречался, когда интервьюировал художников для журнала «Living Sense».

— Когда ты узнаёшь историю художника, его работы становятся исполненными смысла, — объясняет он, приводя в пример свои тарелки, созданные гончаром Чи Сынмином. — Это не просто тарелки. Я знаю этого человека. Я встретил его и его жену до того, как они поженились. Я был у них на свадьбе. Так что теперь у меня есть история с этими тарелками.

Ханок Марка, получивший имя Пхёнхэнчжэ, обставлен предметами, идеально подходящими этому дому. Среди них старинная мебель, керамика, старые и новые произведения искусства, а также стол, сделанный по эскизам хозяина.

Вторая глава
За последние четыре года Марк встретился примерно с пятьюдесятью художниками. Это дало ему ценные знания о корейском искусстве и даже позволило читать лекции. Когда Марка впервые попросили прочесть лекцию о корейском искусстве под углом зрения иностранца, он спросил себя, достаточно ли у него знаний. Он изучил свои интервью и дом и обнаружил три общие черты в традиционном и современном корейском искусстве: «ёбэг-ый ми», «чаён-ый ми» и «чон». Лучшими эквивалентами для первых двух будут «красота пустого пространства» и «красота природы», а для третьего — «человеческое прикосновение и тепло», хотя его часто переводят как «симпатия».

— Как иностранцы, мы, действительно, видим вещи несколько иначе. Один момент, которым я могу поделиться, — это то, насколько изумительны эти вещи для нас. Я испытываю большую радость, когда рассказываю о корейском искусстве и художниках. Я не ходил в художественную школу и не изучал историю искусств или искусствоведение. Но благодаря тем художникам, с которыми я встречался, я много узнал о корейском представлении о красоте.

Сейчас Марк наслаждается тем, что он называет «второй главой» своей жизни в Корее, и говорит:

— Я очень изменился за пять лет жизни в ханоке. Я просто сидел в этом пространстве, а оно обучало меня и преображало.

Ценя выдавшиеся ему возможности, Марк, чтобы отблагодарить принявшее его общество, обратился к благотворительности. Он присоединился к «Молодым друзьям музеев», и вместе они собрали нужную сумму для приобретения в Японии двух ценных буддийских артефактов эпохи Корё, которые затем передали в дар Национальному музею Кореи. Кроме того, Марк сам выкупил у одного американского коллекционера 21 концевую черепицу (сумаксэ) эпохи Силла, и эти изделия древних гончаров тоже отправились в музей. Помимо Национального музея Кореи он поддерживает также Национальный музей современного искусства и Национальный балет.

Деревья и цветы, растущие вдоль дорожки, ведущей от главных ворот к дому, добавляют красоты всем временам года.

Новые перспективы
В этом году Марка попросили быть амбассадором приходившей в середине мая Недели музеев. Он в основном должен был побуждать людей посещать музеи и галереи, проводя мероприятия и создавая контент в соцсетях. Хотя в Нью-Йорке находится несколько величайших музеев мира, он, по его словам, редко бывал в них. Но именно музеи и один старый дом изменили его жизнь.

У Марка 177 тысяч подписчиков в популярной соцсети, и оставленные там комментарии наводят на мысль, что представления Марка о корейском искусстве и культуре заставили многих людей по-новому взглянуть на то, что их окружает. Идя домой переулками из своего офиса в районе Кванхвамун, он наслаждается красотой квартала. В своих записках о корейской культуре Марк называет эти переулки лицом Сеула, местом, где сосредоточена реальная жизнь города. И когда он приходит домой, чосонский чиновник с висящего у входа свитка смотрит, как Марк снимает обувь.

В то время как многих корейцев манит Нью-Йорк, Марк говорит:

— В Корее я нашёл для себя очень волнующую и разнообразную жизнь. Если бы я жил в Штатах, я бы в основном занимался своей работой, а после неё шёл бы домой. И это было бы всё.

И, словно размышляя вслух, добавляет:

— Может быть, сидел бы сейчас на стуле из «Вол-Марта» и ел бы с купленной там же тарелки.