Камни, разбросанные по всему острову... Что это — подарок богов или природное бедствие? Когда камни мешали работе в поле, они становились бедствием, но если бы их не было, чечжусцы не смогли бы построить не только убежища для себя и для скота, но и могилы, в которых покоятся духи их предков. Чечжусцы рождаются в домах, окружённых каменными заборами, а после смерти ложатся в могилы, которые тоже окружают каменные ограды. Стало быть, камни всегда были глубоко «вплетены» и в жизни, и в смерти местных жителей.

Среди каменных заборов разных форм, которые можно увидеть на Чечжу-до, тот, что окружает могилу, называется «сандам». Эта считающаяся священной ограда предназначена защищать могилу и служить границей, обозначающей, что здесь находится пристанище духа. Такие ограды делятся на одинарные и двойные в зависимости от количества рядов. Одинарные ограды в свою очередь бывают круглые, в форме жёлудя и четырёхугольные. Тогда как двойные ограды иногда сооружают в форме трапеции, сужающейся к задней части могилы.

В такой каменной ограде оставляют «олле» — священные ворота для духа. Это проём шириной 40-50 см в левой или правой части ограды; сверху на него кладут длинные плоские камни, преграждая проникновение на территорию могилы людей и животных. Местоположение «олле» определяется полом хозяина могилы. Когда в ней покоится мужчина, проём делают слева, если смотреть со стороны покойного, а для женщин — справа. В совместных могилах проём делают слева, взяв за ориентир могилу мужчины. Иногда «олле» делают в передней части ограды; также бывает, что в сдвоённых могилах оставляют два проёма — слева и справа.

Изначально людей хоронили посреди поля, и именно по этой причине могилы нужно было окружать каменной оградой — для защиты от пожара или вторжения животных, в частности лошадей и коров. Но по мере того, как поля стали превращаться в сельхозугодья, могилы, а значит, и ограды сместились к краю поля. Конечно, можно подумать, что устраивать могилы и возводить вокруг них ограды стали на краю поля, чтобы родственникам было удобнее за ними ухаживать. Но как бы близко ни располагались могилы к человеческому жилью, камни ограды были священны, и прикасаться к ним без спроса считалось табу. Нельзя было также перелезать через ограду без уважительной причины или разрешения. Однако были и исключения. Например, люди верили: если заблудившийся путник заночует внутри каменной ограды, он будет находиться под охраной духа умершего.

В «сандамах», в отличие от других каменных заборов, есть красота, свидетельствующая об искусности чечжуских мастеров по работе с камнем. Эту красоту можно в двух словах определить как исконно корейскую эстетику линий. Например, в традиционном корейском доме под черепичной крышей стреха ближе к концу задирается к небу, создавая ощущение ритма и полёта. Похожую красоту изгибов можно увидеть в «сандамах». Двигаясь от низкой задней части, забор медленно подрастает, чтобы устремиться к небу, достигнув левого угла. Затем он снова понижается, приближаясь к середине, а потом, по мере движения к правому углу, снова оживает и, достигнув идеальной симметрии с левой стороной, замирает — достигнув конца движения и рождая в душе ощущение покоя.

Каменное изваяние «тончжасок», которое ставят внутри «сандама», — это буквально «камень в виде мальчика (или девочки)». Эти каменные идолы, прислуживающие духу умершего, предназначены для поклонения и подношений, а также выполняют охранные, декоративные, магические и даже развлекательные функции. Изваяния появились на острове благодаря приехавшим сюда с материка предкам разных фамилий, богатым «янбанам» родом с Чечжу-до, чиновникам, назначенным главой острова, а также ссыльным. Однако местные изваяния сильно отличаются от большинства материковых «собратьев», у которых к сохранившемуся буддийскому колориту всего лишь добавились некоторые региональные черты.

«Тончжасоки», призванные охранять могилы, зародились в Ханяне, центре конфуцианской культуры. Однако при продвижении к Чечжу-до, расположенному на южной окраине страны, они впитали в себя обычаи и верования регионов, через которые лежал их путь, а к ним затем добавились элементы культуры и мысли самого острова, что привело к появлению совершенного особого типа изваяния. Иначе говоря, в чечжуских «тончжасоках» слились воедино элементы буддизма, шаманизма, даосизма и местных народных верований.

Здешние изваяния кажутся почти родными. В частности, те из них, что были созданы в XVIII веке, в годы правления королей Ёнчжо и Чончжо, отличает более тонкая работа, а также большие глаза и мягкие линии, что можно считать влиянием обменов с материком. Каждый раз, когда случались государственные похороны, чечжусцы вызывались добровольцами на строительство гробниц и ездили на материк. По указу короля Инчжо от 1629 года островитянам был запрещён въезд на материковую часть страны, поэтому местные жители охотно вызывались на работы с целью попасть туда. Сегодняшние чечжуские «тончжасоки» — это результат того, что местные мастера смогли увидеть во время строительства королевских гробниц, а потом воспроизвели по памяти. Они были сделаны по образцу статуи гражданского чиновника, но из-под рук любителей, в силу недостатка мастерства, вышло изваяние с совершенно другим обликом. Как следствие, местные «тончжасоки», высеченные из базальта, который редко встретишь на материке, совершенно уникальны. Благодаря их здоровой первобытности, восходящей к аутентичной простой красоте, эти изваяния и в наши дни пользуются большой любовью и являются одной из достопримечательностью острова Чечжу-до.

На вулканическом Чечжу-до было в избытке базальта, поэтому люди издревле использовали камень в быту. Причина была не только в том, что камень часто встречался, но и в том, что из-за постоянных дождей и высокой влажности орудия труда, сделанные из дерева, быстро сгнивали. Типичные предметы повседневной жизни, сделанные из камня, — это помост для кувшинов с водой («мульпхан»), водяная мельница («мульбанэ») и каменный загон для свиней («тоттхонси»). Помимо этого стоит упомянуть каменные жернова, жаровню, каменные столбы с отверстиями для перекладин («чончжусок») и выдолбленные из куска дерева пиалы («тогори»). Почти вышедшие из употребления в последнее время, эти предметы хранят особые для чечжусцев воспоминания.

 

На небольшой четырёхугольный помост из базальта ставили кувшины, в которых чечжуские женщины носили воду. Обычно его сооружали во дворе перед кухней.

Помост для кувшинов с водой «мульпхан»

«Мульпхан» — это небольшой четырёхугольный помост из базальта, на который ставят пузатый кувшин для воды («хобок»). С учётом функции помоста и путей передвижения женщин в доме, его обычно ставят за дверью кухни. Островитянки то и дело, забросив на спину кувшин, отправлялись за водой к общественным источникам, а принеся воду, ставили кувшин на помост.

Источники обычно располагались далеко от дома, хотя для каждой деревни и каждого дома расстояние до воды было разным. В прибрежных деревнях расстояние от источника до центра деревни обычно составляло около километра. Такой источник называли «санмуль», а поскольку количество воды в нём зависело от приливов или отливов, то жители, отправляясь к нему за водой, старались это учитывать. В горах люди пили и набирали в кувшины дождевую воду, собиравшуюся в резервуарах под названием «пончхонсу», а для повседневных нужд использовали дождевую воду, стекающую с деревьев. Там, где было недостаточно воды в источниках, люди собирали впрок дождевую воду, которая стекала со стрехи, и использовали её как питьевую.Воду носили в основном женщины и девочки. Принесённую воду люди пили сами и поили ею коров, лошадей и свиней. Для островитянок ношение воды в кувшине было привычной с детства рутиной. Их день начинался с того, что, взяв кувшин, они шли за водой и наполняли ею чан. Сделанный из обожжённой глины пузатый кувшин «хобок» предназначен именно для ношения воды: узкое горлышко не даёт воде выплёскиваться, даже когда её приходится нести издалека, а пузатые бока позволяют принести много воды. Кувшины делали разного размера, чтобы их могли носить как взрослые, так и дети.

Каменные ступы «тольбанэ» в основном использовали, чтобы размолоть рис и приготовить из рисовой муки «тток» для поминок. В них также размалывали незрелую хурму, чтобы окрашивать её соком ткань для рабочей одежды.

Каменная ступа «тольбанэ»

Чечжусцы считали, что отправление «чеса», т.е. обряда поминовения предков, важнее празднования дней рождения домочадцев. Поэтому в каждом доме должна была быть ступа, чтобы, очистив зёрна от шелухи, размолоть их в муку и приготовить из неё «тток» для поминок. Такие каменные ступы на чечжуском диалекте называют «тольбанэ». Со ступой по очереди управлялись две-три женщины.

Ступы были жизненно важны и для изготовления рабочей одежды. В частных домах острова после завершения сезона дождей люди срывали незрелую хурму и окрашивали её соком ткань. Зелёную хурму клали в ступу и толкли; тогда из неё выходили косточки, похожие по форме на полумесяц (дети часто ели эти косточки от нечего делать). А когда хурма превращалась в кашицу, в ступу клали конопляный холст или хлопковую ткань и растирали её вручную, чтобы на ткань попал только сок, а потом развешивали на каменных заборах сушиться на солнце. Когда ткань высыхала, её снова смачивали водой и сушили, повторяя этот процесс в течение десяти дней. Тогда полотно становилось прочным и жёстким. Такую ткань называют «каль-чхон», а одежду из неё — «каль-от» (произносится «карот»). Из этой ткани шили самую разную рабочую одежду. Такая одежда была прохладной и почти не намокала от пота, при этом она становилась только прочнее после каждой стирки, а её цвет — всё насыщеннее.

Вообще для рушения зерна островитяне предпочитали деревянные ступы, или «намбанэ». Те были довольно лёгкими, и с ними было легче управляться. Когда каменные ступы не использовали, их ставили в угол двора, а деревянные хранили в хлеву, чтобы они не намокли от дождя.

Каменный загон для свиней выполнял функцию уличного туалета и места, где производили навоз для удобрения сельхозугодий.

Каменный загон для свиней «тоттхонси»

На Чечжу-до каменный загон для свиней называют «тоттхонси». Свинина была основным источником белка, а свиньи — очень важной скотиной. Однако зерно было редкостью, поэтому свиней в основном кормили отходами человеческой жизнедеятельности.

Каменный свинарник выполнял роль уличного туалета, а также места, где производили навоз для удобрения сельхозугодий. Пол загона выстилали ячменной соломой; свиньи, поевшие человеческих экскрементов, в свою очередь испражнялись сами и, топчась в этом месиве, производили естественным образом навоз. С наступлением зимы этот навоз складировали снаружи дома, на обочине переулка, а после того как он ферментировался в течение двух-трёх месяцев, ранней весной его смешивали с зёрнами ячменя и разбрасывали на поле.

Свиней держали дома и ещё по одной причине. На Чечжу-до было принято по достижении сыном или дочерью возраста вступления в брак покупать двух молодых свиней и выращивать их.

Спустя год свиньи были уже достаточно большие, чтобы их можно было заколоть на свадьбу и приготовить «коги-пан» для угощения гостей. «Коги-пан» — это особое чечжуское блюдо, состоящее из трёх кусков свинины, одного куска кровяной колбасы «сундэ» и одного куска тофу. Даже в наши дни на Чечжу-до, когда хотят спросить, скоро ли свадьба, говорят, мол, когда же ты угостишь нас тремя кусками свинины.

И хотя «навозные свиньи» («ттон-твечжи»), которые росли, поедая отходы человеческой жизнедеятельности, давным-давно исчезли, чечжуские чёрные свиньи, объявленные памятником природы, являются предметом гордости местных жителей.