한국국제교류재단

Пусок-са — это очень старый храм в Ёнчжу, откуда я родом. Своим именем он обязан «парящей скале», или «пусок», с которой связана легенда о создании храма в VII веке. Не будучи истовой буддисткой, моя бабушка ходила в этот храм, чтобы помолиться Будде о счастье для своих детей и особенно для меня, её старшего внука. В день рождения Будды, в мае, я ходил туда с ней. Храм был далеко. Десять ли до рынка Пусок, а потом ещё десять ли по безлюдной лощине.

© Ahn Hong-beom

Но самое трудное начиналось потом. От ворот Ильчжу-мун с вывеской: «Храм Пусок-са, гора Тхэбэк-сан», дорога тянулась на сотни метров вверх, а по обе её стороны были только деревья гингко и яблоневые сады. Потом перед нами появлялись ворота Чхонван-мун, немного сбоку — два павильона с колоколами, а потом снова каменные ступени. Следующим появлялся павильон Анян-ну (Анян-ру). К этому месту вело ровно 108 ступеней — по числу страстей, мешающих человеку достичь просветления. Пройдя через павильон и опять вверх по ступеням, мы оказывались во дворе прямо перед унылым каменным фонарём эпохи Силла. А за ним открывался вид на здание Мурянсу-чжон, т.е. Зал Вечной Жизни, с такими загнутыми стрехами, что казалось, они сейчас взлетят. Будучи преданным последователем своей бабушки, я всегда входил туда через боковую дверь и делал три поклона перед Буддой Амитабхой.

Слева за этим зданием находится «парящая скала». В хрониках XIII века «Самгук юса» («Забытые деяния трёх государств») происхождение этого храма увязывают с грустной историей любви девушки Сонмё, но мне больше нравится легенда, которую рассказывала бабушка.

«Когда король Силла решил построить храм, чтобы с помощью Будды защитить место, где страна граничила с Пэкче и Когурё, наставник нации Ыйсан отправился в горы на поиски подходящего места. После нескольких дней скитаний он подковырнул пальцем большой обломок скалы и запустил его в небо. Тот превратился в чёрное облаков и парил в небе семь дней, насылая проливные дожди, а потом спустился, указав место, где строить храм. Но так и не коснулся земли, поэтому и сейчас, если пропустить под этой скалой нить и потянуть, она не зацепится и не порвётся».

Я люблю устремлённые в небо стрехи Мурянсу-чжона, виднеющиеся сбоку от трёхярусной пагоды, за павильоном Сонмё-гак; люблю каменный фонарь; люблю гребни горы Собэк-сан, которые плавно поднимаются, опускаются и исчезают словно фуга; люблю опускающийся на них вечерний свет, от красоты которого перехватывает дыхание.

Дорожка за пагодой ведёт к скромному уединённому дому с двухскатной крышей. Это Чоса-дан, Дом Предков. Там хранится портрет Ыйсана. Сидя на каменном цоколе этого аскетичного, лишённого какого бы то ни было декора здания, я представляю себе «парящую скалу» Пусок-са, про которую говорят, что по ночам, в тишине она легко парит в небе, словно облако, и с улыбкой взирает оттуда на спящих детей, — и тоскую по своей бабушке.